Моя первая встреча с Сатья Саи Бабой

Владимир Афанасьев

"Перед дарами Господа меркнут

даже самые лучшие мечты человека"

Элизабет Барретт Браунинг,

английская поэтесса 19 века

Лето 1994, Бриндаван, Уайт-Филд, Бангалор

Опыт интимного общения со священной землёй Индии глубоко потряс меня. Реальность превзошла всё, о чём можно было только мечтать человеку, долгие годы тосковавшему по живому общению с духовной Индией и оказавшемуся, наконец, на бескрайних просторах пилигримства. Провидение ниспослало мне милость сорвать изумительный, воистину божественный плод, и вкусить его. Я надеюсь, что читатель догадывается, какие трудности стоят передо мной в моей попытке изложить на бумаге хотя бы скромную толику этого пережитого сердцем опыта. И я буду ему весьма признателен, если он проявит великодушие и не осудит строго мой далеко не совершенный язык.

* * *

В Путтапарти (штат Андхра Прадеш) я прибыл с моими индийскими друзьями днём 10 октября 1988 года. Ярко светит солнце, как бы пытаясь убедить весь белый свет в своей неоспоримой значимости, доказать ему своё безусловное превосходство и уникальное предназначение. Но сейчас мысли мои далеки от настойчивых откровений источающего жар гиганта.

Ещё несколько секунд и мы входим на территорию Прашанти Нилаяма – главной земной обители Бхагавана Шри Сатъя Саи Бабы. Первым делом заходим в бюро регистрации гостей. "О, из России!" – уже довольно пожилой индиец с заметным оживлением и интересом просматривает мой заграничный паспорт. Тёплая улыбка, несколько одобрительных, хотя и эмоционально сдержанных слов, завершают процедуру нашей регистрации. Вот и ключ от комнаты в "раунд хаус'е" (круглом здании гостиницы) №1, куда, мы – уже полноправные ашрамиты – направляем наши стопы.

Располагаемся, обмываемся с дороги, но на отдых времени не остаётся: скоро даршан, и мы должны поспешать. Чтобы лицезреть Саи Бабу, сюда приезжают люди со всех концов земли. Ради этого прибыли в Прашанти Нилаям и мы. Затаённой же мечтой каждого приверженца, почитателя, да и, наверное, всякого, кто приезжает в ашрам, является личная встреча со Свами и личная беседа с Ним. Такая счастливая возможность, однако, выпадает далеко не каждому. Ещё в шестидесятых годах на такую интимную встречу с Бабой мог, в принципе, рассчитывать любой из приезжающих. В последующие годы, число паломников в Путтапарти неизмеримо возрастало. Эта тенденция сохраняется и сегодня. "Скоро наступит время, когда своды этого здания (мандира, храма) и даже гораздо больших, будут слишком малы, чтобы вместить всех, кто позван сюда. Самому небу придётся стать в будущем крышей зала. Толпы стекающихся ко Мне людей будут столь огромны, что Мне придётся отказаться от передвижения автомобилем и даже самолётом – ни проехать, ни взлететь! Тогда Мне не останется ничего другого, как только перемещаться прямо по небу. Да, и это случится, поверьте мне". Это пророчество, заявленное Саи Бабой ещё: в самом начале шестидесятых, уже в значительной мере осуществилось.

Мы сидим с Шанкарой во дворе мандира под небесным сводом – "крышей нашего зала". Я с любопытством и восхищением взираю на великолепное здание храма такое знакомое мне по фотографиям в книгах. Осматриваюсь по сторонам, стараясь запечатлеть в памяти каждый фрагмент представшей предо мной картины. Воздух раскалён, но не безжалостен. И кристально чист! Голубое небо, проплывающие по нему редкие мелкие, удивительно белые облака, и покрытые густой листвой деревья вокруг, кажется, соревнуются друг с другом в яркости и чистоте красок.

"Что, неудобно сидеть?" – спрашивает Шанкара, видя, как я, время от времени, ёрзаю на бетонированном покрытии двора мандира. "Ещё не так давно здесь, был песок. Сидеть было удобней, но зато пыли хватало. Решили залить. Ничего, сегодня купим подстилку, они здесь свободно продаются – и на поролоне, и без". Но подстилка – даже на поролоне – меня в ту минуту мало интересовала. Я весь был в предвкушении даршана – таинства, о котором много говорил и писал Шанкара, о котором я не раз читал в книгах о Саи Бабе.

Заметное оживление, а, точнее, волнение сидящих вокруг меня людей и мягкое прикосновение локтя Шанкары дали мне понять, что момент настал. Мгновенно выпрямленные спины впереди сидящих, раскачивающиеся движения их голов и туловищ в поисках лучшего для обозрения положения заставили меня автоматически следовать их, видимо, уже привычному поведению. Moй взгляд устремился в сторону мандира, дальней от меня части. И тут из-под красивого, растянувшегося во всю длину храма балкона показалась фигура человека с огромной шапкой чёрных волос, облачённая в длинное сочно-красного цвета одеяние. Фигура, постояв немного, поплыла – настолько плавно она двигалась! – в противоположную от нас сторону, в ту часть двора, в которой расположилась женская половина паломников. Прошло ещё некоторое время и Сатья Саи Баба стал приближаться к нам. Всё лучше и лучше начинаю видеть Его. Вот он протягивает руку и берёт у кого-то письмо, ещё одно и ещё. Лес вытянутых рук с письмами: каждый надеется, что его послание окажется у Бхагавана Бабы. Но нет: успокаивающим жестом правой руки, приветливо улыбаясь, Баба даёт понять, что знает, у кого взять письмо. Рядом с ним – человек, один из многочисленных помощников Свами, сопровождающий Его во время даршана. Баба отдаёт ему письма каждый раз, когда кипа становится слишком большой. Кто-то из сидящих впереди приподнял малыша. Проходящий мимо Бхагаван остановился. В следующее мгновение Его рука уже покоилась на маленькой головке. Благословение свершилось.

А я всё смотрел и смотрел, стараясь не пропустить ни одного Его движения, фиксировать в деталях всё, что протекает перед моим взором. Прошло ещё немного времени, и Свами стал удаляться от нашего места, всё в той же неторопливой, уверенно-царственной манере продолжая давать даршан. И тут произошло то, чего я никак не мог ожидать, и что обернулось одним из самых волнующих и непостижимых моментов в моей жизни. Будучи уже на расстоянии метров десяти от нашей точки, Саи Баба вдруг остановился и, медленно повернув голову в нашу сторону, посмотрел прямо на меня. Наши глаза встретились... "Боже мой, да он узнал меня!" – пронеслось в моей голове. Его взгляд со всей определённостью, не оставляя и тени сомнения, говорил об этом. Но даже не это поразило меня, но нечто совсем другое. Дело в том, что на меня смотрели нечеловеческие глаза.

Есть вещи, которые трудно поддаются описанию и даже осмыслению. Этот взгляд Бабы относится именно к таким вещам. Никогда не сталкивался я ни с чем подобным. Сколько ни пытался я, так и не смог подобрать слова, характеризующие этот взгляд, ибо он был устремлён на меня не из этого мира. Взгляд этот отражал реальность каких-то иных сфер, измерений, абсолютно незнакомых мне уровней бытия.

Этот контакт немедленно вызвал во мне сильнейшее духовное переживание. Необыкновенной внутренней силы волна прошла через моё сознание и захлестнуло моё сердце, заставив его сначала усиленно забиться, а потом, сразу же, как бы раствориться. Мой ум, однако, видимо, по инерции, продолжал автоматически фиксировать поступающую от органа зрения информацию. Я видел, как Баба медленно отвёл от меня взгляд и повернул голову вправо (Он стоял к нам левым боком). Но уже в следующее мгновение всё повторилось снова: тот же неторопливый поворот головы и... ещё одна доза надземной инъекции в самое сердце. Это было уже потрясение – потрясение до основания. Кажется, вся жидкость, содержащаяся в клетках моего организма, под неведомым напором устремилась к моим глазам и вот-вот мощным потоком хлынет через них. Мне стоило больших усилий, чтобы не допустить этого. И, тем не менее, глаза мои на какое-то время оказались в плену слёз. Не думаю, однако, чтобы кто-нибудь заметил это. И, слава богу! Как бы сквозь мутное стекло увидел я, как Баба медленно отвёл от меня взгляд и повернул голову вправо – всё, как в первый раз. Но теперь Он медленно двинулся дальше.

Я не очень хорошо помню, что было потом, да, наверное, это и не важно. Закончился даршан, мы поднялись и пошли куда-то. Шанкара видел, что Баба смотрел на меня. Он сказал мне об этом и был очень счастлив и глубоко удовлетворён. Но ему было невдомёк, что произошло на самом деле. Лишь позже я поведал ему свою тайну – свой странный мистический опыт, посредством которого Саи Баба вот таким необычным образом приоткрыл мне одну из граней своей таинственной, непостижимой сути.

* * *

Следующий день принёс новые неожиданности. На утреннем даршане милостью Провидения я оказался во втором ряду сидящих. Это давало мне прекрасную возможность увидеть Бабу с самого близкого расстояния. В руках я держал три письма: моего приятеля по йоге Саши Язева с просьбой помочь ему в его йогической практике, одного московского врача с отчаянной мольбой об излечении тяжелейшего заболевания (это письмо мне дал Яша Маршак, его друг) и моё собственное. Все три были адресованы Саи Бабе. "Возьмёт или не возьмёт? Сейчас или потом?" – эти вопросы естественным образом кружились в моей голове. Как хорошо видно с того места, где мы с Шанкарой сидим! "Вот бы всегда так!" – размечтался я, но тут же упрекнул себя за столь не­лепую мысль.

Пройдя вдоль берега цветастого живого островка почитательниц – прекрасной половины человечества – и одарив их своей благодатью, Свами подошёл к мужской половине. Его приближение отзывается во мне нарастающим волнением. Я чувствую, как сердце начинает биться всё сильнее и сильнее, ну прямо как перед ответственнейшим экзаменом. И вдруг, когда Баба оказывается совсем рядом, волнение неожиданно исчезает и ощущение удивительного покоя наполняет моё существо. Баба передо мной... Смотрит на меня... Протягивает руку, чтобы взять у меня письма...

После завтрака, побродив немного по ашраму и, в очередной раз насладившись его воздухом, наполненном чудными эманациями – сочетанием экзотических растений с благовониями, – мы занимаем места у центрального входа во двор мандира, чтобы принять участие в утреннем духовном песнопении (бхаджан), начинающемся в девять часов.

В 8.55 у меня вдруг останавливаются новые кварцевые часы "Чайка", купленные буквально за несколько дней до отъезда в Индию. Все мои попытки привести их в движение – я их и тряс, и стучал по ним пальцем и вертел так и сяк – не дали никаких результатов. Пришлось попросить часы у сидящего рядом Шанкары: ведь завтра мой друг уезжает домой в Майсур и он не может оставить меня здесь без часов! Таким образом, на моей левой руке оказываются его швейцарские "Titoni", a я отдаю ему свои кварцевые и прошу по возвращении домой отдать их в ремонт. Мог ли я подумать в тот момент, какие часы я приобрёл! Оказывается, сообщил мне не без гордости мой друг, часы эти ещё в далёком шестьдесят четвёртом году благословил сам Сан Баба. Вот какую историю поведал он мне:

«Я купил их тогда для своего старшего брата Рагху, который провёл с Бабой бок о бок более пяти лет. Прекрасный певец, он был тогда ведущим в бхаджан-группе, и Баба очень любил его голос. Увидев часы на его руке, Баба воскликнул: "О, у тебя новые часы, дай посмотрю". Он одел их, а затем снял с руки и вернул Рагху со словами: "Носи. Хорошие часы!"

Затем их носил мой младший брат, Сатиш, также проведший возле Бабы несколько лет. Позже они перешли к моему отцу, который, как ты знаешь, был большим почитателем Бабы. А после его смерти они оказались у меня"'.

Забегу вперёд и сообщу моему дорогому читателю о дальнейшей судьбе этих необычных часов. Приехав через десять дней в Майсур, я, разумеется, поинтересовался у Шанкары, исправил ли он мою "Чайку". "А с ними всё в порядке, они прекрасно идут! Я обнаружил это, когда взял их, чтобы отнести в ремонт. Но они не нуждаются в нём", – лицо моего друга сияло, и глаза светились загадочным светом. Так я с самого начала и предполагал. Подтверждение моей догадке я прочёл в его глазах: "Ну конечно, за всей этой историей стоит Воля Бабы, Его божественная санкальпа. Он пожелал, чтобы было так, и оно так случилось – теперь настал твой черёд носить их". С' тех пор я с ними не расстаюсь.

Еще одно событие произошло в тот день, о котором стоит рассказать. Это: было днём. Мы с Шанкарой решили походить по территории ашрама и сделать кое-какие покупки. Прошли немного в сторону залы Пурначандра и вдруг увидели недалеко от неё скопление людей: там несколько человек, немного поодаль ещё несколько – и все смотрят в одну сторону. У большинства из них руки сложены в почтительном приветствии на груди, традиционном намасте. Мы прибавили шаг, поняв, что Саи Баба рядом. И что же мы увидели? У дома, в котором проживают в основном работники его организации, стоит машина красивого тёмно-красного цвета, "мерседес", с эмблемой организации Сатъя Саи Бабы, символически изображающей единство религий – индуизма, буддизма, зороастризма, ислама и христианства. (В Западных странах, как я узнал позднее, к перечисленным религиям может добавляться иудаизм; для Индии, как сказал Баба, эта религия не характерна). Баба зашёл к кому-то в этот дом, и все ждали Его появления. Мы оказались в ис­ключительно удачном месте – впереди машины, совсем недалеко от неё, прямо на краю дороги. Ждать пришлось недолго. Буквально через минуту-другую Свами вышел из здания. Подойдя к автомобилю, повернулся в нашу сторону и... внимательно посмотрел на меня. Сел в машину. Ма­шина тронулась. В следующее мгновение, уже проезжая мимо нас, Свами мельком ещё раз взглянул на меня и остановил свой ласковый, полный любви взор на Шанкаре. Поприветствовав его улыбкой, Баба продолжил свой путь. Видели бы вы в тот момент лицо моего дорогого индийца, его глаза! Стоит ли говорить, как мы были счастливы.

* * *

Третий день пребывания в ашраме. В моём дневнике он определён как "самый удивительный в моей жизни". Конечно, на такой смелой формулировке сказалось тогда, помимо всего прочего, и моё душевное состояние, на значительный порядок выше обычного. И, тем не менее, и сегодня, спустя, много лет я продолжаю утверждать, что оценку тому знаменательному для меня дню я дал с полным на то основанием. Так что же произошло?

12 октября, на третий день моего пребывания, во время утреннего даршана, в самом его конце, когда Баба уже закончил свой традиционный обход и исчез под сводами балкона, но все паломники ещё оставались на своих местах, два "духовных гвардейца" Саи Бабы позвали меня для беседы с Ним. Выполняя волю Бабы, спешно выскочив из-под балкона, они принялись искать меня, не громко, но настойчиво окликая: "Рашн, рашн?!" Я понял, что это по мою душу, поднялся и направился в мандир, в сторону комнаты для бесед. Пробираясь через стройные, но плотные ряды сидевших под балконом людей, и будучи почти у цели, я слегка задел ногой одного из мужчин. Стоявший у входа в комнату и ожидавший меня – последнего из приглашённых на беседу – Свами, мгновенно отреагировал на моё неловкое движение: "Ну, ну, не стоит так волноваться". И улыбнулся. Это были первые слова Бхагавана, обращённые ко мне.

Я вошёл в комнату, в которой, разместившись на полу, уже сидели счастливцы, удостоенные духовной аудиенции Бхагавана Сатья Саи Бабы: справа, у окна, сидели женщины, некоторые с детьми, слева – мужчины. После того, как я устроился на полу, вошёл Свами и проследовал к расположенному в правом углу очень красивому креслу больше похожему на трон. Кругообразным движением правой руки он сотворил «из воздуха» вибхути, священный пепел, и небольшими порциями насыпал его в мгновение ока протянутые руки сидящих рядом женщин. Обронив несколько фраз и вызвав этим оживление среди присутствующих индийцев (Баба говорил не на английском языке, и поэтому я не смог понять смысл сказанного), Он встал и подошёл к сидящему впереди меня молодому индийцу. Тем же кругообразным, но уже более энергичным движением руки, материализовал медальон на цепочке и тут же надел ему на шею. Можете представить, с каким видом я взирал на всё это, происходящее в паре метров от меня!

Рядом сидел другой юноша азиатской внешности. "Ты буддист?" – услышал я прозвучавший на английском вопрос Свами. "Да" – последовал ответ. В следующую секунду тем же характерным движением руки Баба сотворил брелок жёлтого цвета с каким-то вделанным внутрь изображением. Чьё это было изображение, я не разглядел.

Некоторое время спустя, когда Свами начал вести личные беседы с каждым из присутствующих в расположенной справа от его кресла и скрытой за портьерой другой, внутренней, комнате, кто-то из женщин попросил молодого азиата показать материализованный предмет. Простодушный юноша, недолго думая, уступил просьбе. Любопытство, оказывается, присуще и индийским женщинам: забавно было наблюдать, с каким нескрываемым интересом, азартом начали они – одна за другой – рассматривать его. И тут совершенно неожиданно для всех из внутренней комнаты вышел Свами, прервав ведущийся там конфиденциальный разговор. Посмотрев на брелок, находившийся в тот момент в руках у одной из женщин, Он не сильно, но демонстративно-внушительно дал подзатыльник смутившемуся обладателю уникального предмета, объяснив, что с подобными вещами так не поступают. И велел испуганной бедняжке немедленно вернуть брелок.

Любопытство, оказывается, присуще и русским мужчинам. Вечером того же дня, выполняя просьбу Шанкары отнести тюбик крема от комаров его маме и бабушке, проводящим в ашраме значительную часть своей жизни, я увидел недалеко от их жилья молодого индийца, которому Саи Баба утром материализовал медальон с цепочкой. Упустить такой шанс я никак не мог. "Саи Рам!" - поприветствовал я его и расплылся в улыбке, на какую только был способен. "Мы с вами сегодня уже встречались у Свами, и я видел, как он подарил вам медальон. Вы меня уж извините, но не могли бы вы показать мне его – я хотел бы рассмотреть его вблизи?" Нисколько не колеблясь, без лишних слов парень извлёк висевший на шее под рубашкой необыкновенный талисман и, не снимая его, протянул мне. Почти над нами на столбе светилась лампочка. Это дало мне возможность хорошо рассмотреть божественное творение. [...]

...